«Дром» у дороги. Будни одной компании - Максим Удинский

– Вот жопа с ручками, – в сердцах воскликнул вернувшийся Лёнчик, махнув на экран. В как кадре как раз был президент, одетый в пальто он спускался по ступеням своей резиденции и сверкал фарфоровой улыбкой. – В стране бомжей скоро будет больше, чем нормальных людей, а что он делает сейчас?

– Э, стаканчики то поставь, – попросил Валентин. Ленчик так размахивал руками, что стаканы грозились вылить все свое содержимое на Валентина.

– Увидел бы его, сказал все, что думаю о нем. – Лёнчик звонко поставил два стакана на столик.

– У тебя как раз может появится такой шанс. Дорога Столица – Окраина – вот она. Вдруг президенту в дороге захочется пожрать, а тут твой бигборд на всю трассу. Подрулят сюда черные машины, выберется наша надежда и опора, сядет за лучший столик, охрану по углам растыкает, и тут ты с меню под мышкой. О! Вот это я понимаю – шанс.

– Да иди ты, Вэ. В гробу я его видел, в белых кроссовках. Дерьмократия, твою дивизию. Я даже на выборы не ходил!

– Я переключу, – Валентин решил сменить тему разговора.

Выбор программ он остановил на нейтральном – в мире животных. Показывали жизнь гиен и шакалов. Там все было проще: поймал газель – сожрал, наелся – ты силен, покусал соперника – получаешь власть в своей стае, владеешь властью – владеешь самками.

Лёнчик успокоился.

Валентин пригубил минеральную воду и спросил:

– Что там наш сопливый байкер? Правда, что в лотерею выиграл две тысячи?

– Не знаю, – пожал плечами Лёнчик и мотнул головой, отгоняя муху. – Но если он гульнет на них в каком-нибудь другом шинке, я обижусь на него. О, забыл одну вещь тебе рассказать, – вспомнил он. – Вчера один проезжий тип зашёл пожевать и пристал ко мне, хотел моего «Алькано» купить.

– Ну и в чем проблема была? Мало предлагал?

– Да не, нормально. Триста единиц зеленой капусты.

– Ну, так чего «Алькано» еще тут?

– Я сказал, что не продаю. – Что-то изменилось на лице Лёнчика. – Ты в своей жизни что-нибудь руками делал, кроме самолетиков из бумаги? Месяцами сидел над чем-то? Ночами корпел над некой вещью?

– Нет, Лёнчик, знаешь же, что я не любитель этого.

– Вот лучше глотай свою минералку и не рассуждай, почему я не продал своего флагмана. Я в него душу вложил, а ты только о бабках.

Где-то на кухне кто-то зло взвыл, послышался звон, как будто рассыпали по полу несколько тысяч вилок и ложек. Валентин испугано посмотрел на Лёнчика. Тот сделал успокаивающий жест:

– Не волнуйся это Ван Ди колдует. Попросился сегодня на кухню, хочет что-то свое, народное, сварганить. Боюсь – меня попытается угостить.

– Надеюсь, не собаку готовит, – улыбнулся Валентин.

– Не, он же не кореец.

– А кто он?

– А черт его знает. Он мне говорил как-то. Но какая разница.

На экране лев разогнал гиен, намеревавшихся попировать антилопой, нагло схватил труп и потащил куда-то, гиены только смотрели в след, высунув языки.

Сволочь, подумал, глядя на экран, Валентин. Им бы накинутся всем скопом, порвали бы льва как тузик тряпку.

Хочешь узнать человека – узнай его друзей.

Японская пословица.

– Козлодой быкадорович! – донесся из дверей недовольный возглас. Это был Стаханов, он, похоже, как всегда, споткнулся о высокий порог.

Валентин и Ленчик повернулись в его сторону. Стаханов, прислонившись к стене, вытирал салфеткой носки новых туфель. Одет он был не так как всегда. Не было его обычного черного потертого свитера и выцветших джинс. На нем сидели недешевые пиджак и брюки, галстук на шее был повязан идеально.

– Лёнчик, или ты отремонтируешь порог или я его тебе выломаю, и вероятнее всего тобой, – проворчал Стаханов, выбрасывая салфетку в ближайшую пепельницу.

– Ты куда так вырядился, друг? – Не обратив внимания на эти слова, спросил Лёнчик. – К очередной бабе?

– Бабы в колхозе были, а тебе неучу сообщаю, что они называются девушками и женщинами. – Стаханов подсел к столику. – Со своим кабаком и лодочками ты забыл уже, что с ними можно делать. Настасью свою осчастливил бы, она давно на тебя глаз положила, а ты, балда, даже ее намеков не слышишь и тем более не видишь.

Лёнчик что-то глухо проворчал и сделал жалкую попытку парировать выпад Стаханова:

– Так ты на мой вопрос будешь отвечать? Куда ты вырядился?

Стаханов хмыкнул и покачал головой, мол, безнадежный случай. Валентин с интересом наблюдал за обоими.

– На кладбище я был, понял. – Ответил Стаханов. – Знаешь, это такое место, куда покойничков с морга привозят, и в землю закапывают, чтобы червячков кормить.

– Тупая шутка, – буркнул Лёнчик.

– Я не шучу.

– А кто умер? – вмешался Валентин.

– Гончар.

– Ого, так здоровый дедуля был, лепил свои горшочки да вазы. Видел, как он последней зимой в проруби купался, – воскликнул Лёнчик.

– А ты как на похоронах оказался? – спросил Валентин.

– Так он дядька мой был, – Стаханов достал из кармана пачку зубочисток, взял одну и стал ее жевать.

– Ты, почему нам никогда не говорил, что Гончар, твой родственник? – удивился Лёнчик.

– А ты спрашивал, – поднял одну бровь Стаханов и откинулся на спинку стула.

– Ну, да, – грустно согласился он.

– Да если честно, я сам не знал этого. Мать мне только вчера рассказала, что он был ее братом. У них какие-то серьезные нелады были, вот она мне никогда о нем не говорила. А тут – бац, сам Гончар – дядя, я вчера от такой новости, честно сказать, оробел.

– Ну, еще бы, – согласился Валентин. – Детей у него нет, домина от Гончара остался здоровый, авось отвалится наследство тебе.

– Держи карман шире, – резко произнес Стаханов. – Найдутся родственники, а я в эту муть лезть не хочу. Ненавижу эти, сам понимаешь какие, склоки. – Зубочистка во рту Стаханова нервно ходила туда-сюда.

Повисла тягостная пауза. Валентин снова покосился на экран телевизора, там теперь шел прогноз погоды на завтра: солнечно, умеренный ветер, без осадков.

В «Мебель…» что-ли сходить, проскочила шальная мысль у Валентина. Ни разу в жизни не был там. Нет, не могу, она поймет, я ведь, честная сволочь, – покраснею как ребенок.

Спустя полчаса в «Дром» заявился Сашка, в руках он бережно держал довольно объемный пакет. У Ленчика загорелись глаза при виде этого пакета. Он немедленно принял его из рук и аккуратно понес наверх, бросив Сашке:

– Давай за мной, не швартуйся у этих двоих.

– Что, матрос сухопутный, притащил новую модель, похвастаться перед Ленчиком? – весело спросил Валентин.

Сашка, сияя искренней и доверчивой улыбкой, поздоровался со Стахановым и Валентином.

– Слышали, кого сегодня похоронили? – спросил Сашка. По его нетерпеливому виду можно было понять, как он хочет рассказать свежую новость своим друзьям, удивить всех.

– Слышали, – беспощадно разрушил его мечты Стаханов. – Гончар покинул этот мир. Упал с лестницы, когда лез на чердак за каким-то старьем. Достойная смерть.

– А-а, ладно, – помрачнел Сашка. – Я тогда пойду за Лёнчиком. Хорошо?

На этом новые посетители в «Дроме» не закончились. Послышался звук открывающейся двери. Валентин покосился на вошедшего субъекта, это оказалась Ольга Первичина. Он сразу же стукнул под столом ногу Стаханова. Это был знак тревоги.

– Внимание, твоя фанатка здесь, – сказал тихо Валентин.

Стаханов побледнел, но затем быстро отошел. Он продолжал сидеть как прежде (спиной к вошедшей), не обернулся и продолжал, как ни в чем не бывало, листать газету. Первичина прямо таки пожирала Стаханова глазами, закусив нижнюю губу прекрасными зубками.

Она была старшеклассницей, заканчивавшей в этом году школу, и считалась самой красивой девушкой в городе. И как следовало ожидать – презирала парней из ровесников что пытались к ней подкатить и боготворила Стаханова. Влюбилась в него еще в пятнадцать лет, но только полгода назад начала показывать ему знаки внимания.

Но было одно большое НО. У Стаханова было железное правило – никаких школьниц. Пусть Ольга была очень развита (ее телу завидовали все девушки городка), пусть ее кожа поражала гладкостью, пусть ее мимолетный взгляд мог вогнать в краску сорокалетних мужиков, пусть ее лицо было эталоном женской красоты, и даже застенчивый Сашка не мог не выразить восхищение ее формами и линией фигуры, но Стаханов НЕ МОГ взять то, что само шло к нему.

Длинные, роскошные светло-русые волосы она не скрепляла, а оставляла на плечах свободным водопадом. Косметики на лице ее вы бы и не заметили – так мало она ею пользовалась. Только губы были немного окрашены мягкой по тону губной помадой, а ресницы подведены с изяществом, на которое не каждая женщина способна. Серо-зеленые глаза могли сбить с толку любого, кто заглядывал в них. Она знала, как нужно одеваться. В отличие от многих своих сверстниц понимала разницу между вкусом и кичливостью, юбка на ней была юбкой, а не просто широким поясом. Никаких излишков украшений, никаких блестящих аксессуаров.